Цветочный крест [= Роман-катавасия ] - Елена Колядина

— У меня что же — чадце сейчас истицает? — испугалась Феодосья.

— Истинно, — перекрестилась Матрена. — Потому воду с этими кровями нельзя выплескивать на стену хоромины али избы: не-то младенцы в этом доме будут хворать. И на дорогу нельзя выплескивать эту воду из почерпала али из ушата, не-то коровы, овцы, лошади, что пройдут по ней, не станут стельные да жеребые.

— А куда же нужно?

— А укромно на мать-сыру-землю. Все мы из нее пришли, в нее и уйдем. А то будет, как с одной сущеглупой бабой…

— А как с ней было? — с горящими глазами вскрикнула Мария, любившая слушать о чужих страданиях.

— Баба сия взяла да и кинула кровяную свою печенку в бане в угол…

Матрена захватила кусок пирога с морковью, нарочно оттягивая кульминацию кровавой драмы.

Женщины молча разинули рты и принялись торопливо креститься, с наслаждением предвкушая услышать ужасные вещи.

Матрена прожевала пирог. Икнула.

— Душа с Богом побеседовала, — подобострастно пробормотала Мария и вновь молча разинула рот.

— Кинула, значитца, печенку. А следом пришел в баню ея сродственник. И был тот сродственник на низ слабый. Грешник! Стал сам с собой блудить в грехе, сиречь — рукоблудить. Скверны семенные и истекли в угол, да прямиком на крови. Слилися плоть и кровь. Завыло в бане, загудело, тени черные заметались… И вышла из нее в полночь…

Жены вздрогнули и отпрянули от Матрены.

— …отроковица!.. Лицом похожа на ту сущеглупую бабу и грешного ея сродственника. Утром люди глядят: что такое? Отроковица по селищу идет, а сама ведь неживая! Глаза, как мыло банное. Кожа, как зола. Тело, как в щелоке вымочено. Вместо волос — мочало…

— Господи, прости! — охнули женщины.

— Да и на бабу сущеглупую и ея сродственника похожа! — еще раз повторила Матрена, давая понять, что драма еще только разворачивается. — Донесли мужу той богомерзкой бабы. Он посмотрел. Истинно: отроковица лицом на этих двоих грешников похожа. Схватил он тогда нож булатный и вонзил его жене в грудь. А сродственнику вырвал подпупную жилу да прибил на воротах! Доложили воеводе городскому и настоятелю соборному. Призвали убийцу в судную избу. «По какому такому праву убил ты жену свою и вырвал подпупную жилу сродственнику?!» — вопрошают воевода и настоятель. — «Я не жену свою убил и не сродственника, а по древнему русскому закону убил богомерзких прелюбодеев!» Согласились с ним воевода и настоятель и отпустили с добром.

— А ведьма кровяная? — заерзала Мария.

— Окружили ея мужики с дрекольем да вызвали попа. Поп и святой водой ведьму кропил, и ладаном кадил, и божьим словом спасал. Наконец, С Христовой помощью, всадили мужики той ведьме осиновые колья во все жилы.

— Слава тебе, Господи! — перекрестились слушательницы.

— Вот оно как бывает, — назидательно покачала головой Матрена. — Вот как Бог наказывает тех жен, что выплескивают нечистые крови, куда ни попадя.

— А в печку можно? — с надеждой вопросила Феодосия.

— Что ты! Что ты! — шарахнулась Матрена. — Грех великий! Слушай… Бысть одна молодая новобрачная жена, Анница. Василиса, ты, может, помнишь, в селище Песьи Деньги Анница жила?

— Это которая же? — задумалась Василиса.

— Да, у которой корова волчонком отелилась? Пришли утром в хлев, теленка нет, а в углу волк лежит?

— Господи, конечно, помню! — обрадовалась Василиса. Ей было приятно, что она, Василиса, самолично зная Анницу, тем самым остается в стороне от ее греха (а то, что новобрачная из Песьих Денег совершит грех, было ясно из жаркого вступления Матрены). — И чего с Анницей сталось?

— Обвенчались они с мужем и стали жить. Месяц прожили, пришли у Анницы нечистоты. Надо сорочку постирать. А на улице безведрие стояло, дождь день и ночь, да эдакий холодный. Анница и заленилась пойти в ручей, какой укромный — портище заполоскать. Выварила кровяные сорочки в щелоке, да и выплеснула воду прямо в печь, в огонь…

— В огонь? — выдохнули Василиса с Марией. И с удовольствием спросили: Да что она, дура совсем? Разве можно в огонь? Таким дурам дай волю, так они и на крест святой помойной воды плеснут!

Все дружно осуждающе покачали головами. Золовка поджала губы.

— И что случилось, баба Матрена? — в нетерпении спросила Феодосья.

Женщины заранее осенили себя крестным знамением.

— Выплеснула Анница воду в огонь, — зловеще произнесла Матрена, — и в сей же миг в печи загудело, и показался ей в пламени сынок, который должен был от тех кровей родиться. Эдакий бравый, крепкий, голубоглазый мальчишечка. Херувимчик прямо!.. «Что же ты, маменька, наделала? — заплакал сыночек. — Выплеснула ты плод чрева своего в пламя!» Вспыхнули волосики его кудрявые, занялась рубашечка, запричитал мальчишечка и сгорел. Обмерла Анница и рухнула с криком подле печи. Набежали бабы. Ничего понять не могут. Анница ни словечка не говорит, колотится только о подпечье да на огонь указывает. А вечером стала свекровь золу выгребать и вытянула из печи детскую косточку. Все она поняла. Да так с кочергой на сноху и кинулась, признавайся, говорит, подлая, чего натворила? Тогда сноха и покаялася, прости-де, мол, матушка дорогая, невестку свою злогрешную: выплеснула аз в печь нечистые крови… Свекровь ей говорит: молись теперь, грешница поганая, проси у Боженьки прощения, а не-то оставит Он тебя бесчадной на всю жизнь. Анница год молилась, ежеденно по сто земных поклонов клала, прежде чем Господь смилостивился и простил ея грех, да послал в утробу чадце. Но, родилась девка заместо парня. И так, семь девок родилось, а парня — ни одного. Вот какое Аннице было Божье наказание.

— Ох, хоть бы у меня-то мальчишечка народился… — вздохнула Мария.

— Роди сыну моему Путиле парня, а не девку, — приказала Василиса. — И чтоб парень — кровь с молоком!

— Веретеном али прялкой до брюха не дотрагивайся, а только кочедыком, молотом али другим мужеским инструментом, — принялась наставлять Матрена. — Вот парень и будет в утробе расти.

— Баба Матрена, — перебила Феодосья. — От нечистых кровей, выходит дело, одно зло? А на добро их можно употребить?

— А как же, — подтвердила Матрена. — Бог так создал, что любое Его творение, даже самое смрадное, может нести доброе. Нужно только молитвой сопроводить. Молитва блудницу Магдалену в богоугодную жену превратила.

— А нечистоты?.. — в нетерпении прервала Феодосья пространные Матренины речи.

Повитуха любила каждую побасенку речь обширно, с подробностями, а потому молвить принималась издалека, от печки.

— Коли крови сиречь не слившееся с плотью чадо, то помогают они плодородию. Но с нужною молитвою и в подобающем случае. Хорошо нечистую сорочку тащить по грядкам с рассадой.

— Так и есть, — с довольным видом кивнула Василиса.

— Особливо, если сорочка от зело плодоносящей бабы, — уточнила Матрена Василисе. Повитиуха не любила, когда кто-то знал больше ее. — Не худо в грязной рубашке покататься по матери-сырой-земле перед севом. Особо вяще кровяные рубашки подсобляют в росте свеклы. Но, только сорочка должна быть не от тощей какой-нибудь холопки, а от дородной телом жены. Тогда и свекла будет не жилистая, а сочная, красная! Что еще?.. Коли вылить кровяные воды под яблоню, то овощь яблочный уродится красный, налитой.